22 июня 41-го: мы поняли, что началась война
Юрий КУЗНЕЦОВ, участник Великой Отечественной войны
1941-1945 годов

ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА

Юрий Дмитриевич Кузнецов. Родился 27 декабря 1922 года в д. Петрищево Рыбинского р-на Ярославской обл. На военную службу был призван из Москвы, начав ее во 2-й батарее 1-го дивизиона 117-го ГАП 8-й стрелковой дивизии 10-й армии. Великую Отечественную войну встретил в Белостокской обл., первый бой принял 22 июня 1941 г. на государственной границе в районе г. Ланжа. Был ранен под Минском, в окружении попал в плен. Совершил четыре побега, последний – удачный. Был в штрафных лагерях, в карцерах, тюрьме гестапо, дважды пригова­ривался к расстрелу. С 16 апреля 1945 г. служил в 3-й гвардейской танковой ар­мии. В 1946 г. уволился в запас. Окончил МИИТ, кандидат технических наук. Бо­лее 25 лет активно занимается работой в ветеранских организациях. Ныне рабо­тает на общественных началах в Московском городском совете ветеранов и в Со­вете ветеранов Юго-Западного административного округа г. Москвы.

В начале июня началось пере­вооружение нашего полка. Нам прислали новые тракторы-тягачи на гусеничном ходу с закрытой кабиной и очень удобным кузо­вом с сидениями, в котором мог разместиться расчет орудия. Ло­шадей у нас забрали. Должны были заменить 122-мм орудия на новые с раздвижным лафетом, но не успели до начала войны.

НАКАНУНЕ войны, 21 июня 1941 года, был обычный день лагерного сбора. В тот день я получил спортив­ный костюм – майку и трусы, в которых на следующий день в воскресенье, т.е. 22 июня, должен был участвовать в со­ревнованиях по футболу за команду своего полка. Все готовились к спор­тивному празднику.

С рассветом 22 июня мы просну­лись от шума самолетов, летающих над нашим лагерем и, как мы потом поняли, круживших над полевым аэ­родромом, расположенном в несколь­ких километрах от нас. Долго мы смот­рели на эти самолеты, не понимая, что происходит. И только один из сержан­тов, воевавших в Советско-финлянд­скую войну, сказал, что это немецкие самолеты расстреливают наши истре­бители на аэродроме, а это значит, что началась война.

Дежурный по лагерю офицер бегал от одной группы военнослужащих к дру­гой и не знал, что делать, так как связь со штабом дивизии была потеряна. Ви­димо, сработали немецкие диверсан­ты. Подавать сигнал тревоги или нет?

Старшина нашей батареи все ре­шил сам и скомандовал: "Вторая бата­рея... Боевая тревога!". Наши средние командиры на воскресенье уехали к своим семьям на зимние квартиры. Поэтому собирались в походную ко­лонну пока без них.

Когда самолеты противника на­чали обстрел и бомбежку нашего лагеря, все окончательно убедились, что началась война.

Направляясь к государственной границе, колонна нашего дивизиона проезжала мимо аэродрома. Там горе­ли наши самолеты, расстрелянные авиацией противника на земле. Мы ви­дели экипажи самолетов – летчиков с планшетами, прибежавших по тревоге из деревни, где они жили, но застали свои самолеты уже горевшими. Нам сказали, что успел подняться в воздух только один дежурный самолет.

Проехав Ломжу, мы заняли оборону на государственной границе в земля­ных укреплениях, которые были пос­троены еще зимой. Немцы обстрелива­ли нашу территорию, мы отвечали тем же. Эта артиллерийская дуэль продол­жалась до утра 23 июня. Немцы грани­цу не переходили. Мы считали, что удерживаем ее, и гордились этим. В то время мы, рядовые красноармейцы, многое еще не понимали. По-моему, в таком же неведении находились и на­ши непосредственные командиры. На­помним, что эта часть государственной границы глубоко вдавалась в террито­рию Польши, и мы заняли оборону поч­ти в самой вершине этого выступа.

В ходе военных действий оказа­лось, что “наш” белостокский выступ являлся главным направлением удара немецко-фашистских войск. Через Белосток – Минск – Смоленск – Вязь­му – на Москву. Чтобы ликвидировать наши войска на этом выступе (3-я, 10-я и 4-я армии), немцы вели наступле­ние крупными танковыми соединения­ми в двух направлениях под его осно­вание. Северную группу возглавлял генерал Гот и наступал из района Гродно – Сувалки, а южную – генерал Гудериан, наносивший удар из района Бреста. Эти две танковые клещи дол­жны были сомкнуть окружение наших войск под Минском.

Одновременно с этими действиями противник наносил танковые удары на рассечение наших отступающих ко­лонн, в районе Белостока – окружение, в районе Слонима – окружение и выход к Новогрудку, участвуя в окружении на­ших главных сил в районе Минска.

Для более полного понимания сло­жившейся ситуации приведу выдер­жку из книги маршала Г. К. Жукова: "Так неорганизованный отход 3-й ар­мии из района Гродно и 4-й армии из района Бреста резко осложнили ситу­ацию для 10-й армии, которой коман­довал генерал-майор К. Д. Голубев. 10-я армия, не испытывая сильного давления, все еще дралась, опираясь на Осовецкий укрепленный район". Эти разъяснения маршала Г. К. Жуко­ва показывают действия наших войск

на тот момент и тем самым помогают понять то, что происходило на главном направлении наступления немецко-фашистских войск.

Утром 23 июня поступил приказ об отступлении. Мы построились в колон­ну и двинулись в направлении на Бе­лосток. Все это происходило в боевых условиях, т.е. под постоянным обстре­лом противника. Остановлюсь на од­ном эпизоде, который раскрывает так­тику нашего противника. Это произош­ло на второй день войны, вскоре после того, как мы покинули наши позиции на границе. Поступил приказ нашей 2-й батарее занять оборону на возвышен­ности шоссе, по которому ушли отсту­пающие части. Вместе с нами стали окапываться пехотинцы. Таким обра­зом, создался отряд прикрытия, в зада­чу которого входило задержать насту­пающего противника. В тех условиях отряд должен был сражаться до пос­леднего снаряда, патрона, гранаты. Помощи ждать было неоткуда.

Наш разведчик, сидевший на дере­ве с биноклем, доложил, что на дороге появились танки противника. Мы откры­ли по ним огонь из орудий. Далее раз­ведчик сообщил, что танки противника пошли стороной в обход нашего отряда.

Командир батареи дал команду за­нимать круговую оборону. Все было сделано быстро, как на учениях. Но противника мы так и не дождались ни с фронта, ни с тыла. Долго мы старались понять действия немцев и пришли к выводу, что им это делать было невы­годно. Немцы, в конечном итоге, лик­видировали бы наш отряд, если бы бой состоялся, но потеряли бы какое-то количество танков и бронетехники, а

также пехоты, подверглась бы разру­шению шоссейная дорога, которая им была нужна. Результатом этого эпизо­да явилось то, что вторая батарея и ро­та пехоты не погибли на второй день войны и то, что в дальнейшем мы все время были в хвостовой части отступа­ющей колонны и все время принимали участие в арьергардных боях.

Здесь нам открылась тактика не­мецких войск, которую они применяли на протяжении всей этой операции вплоть до Минска. Они старались нас обойти, обогнать стороной, взять в клещи, окружить и, тем самым, оста­вить нас без снабжения боеприпасами, горючим, понимая, что без этого мы много не навоюем. Нападали они на среднюю часть нашей колонны, но дол­го ее разорвать не могли.

Все это доказывает, что наши войска, идущие впереди, научились воевать еще в ходе отступления. В противном случае дорогу, по которой мы двигались, занял бы противник.

Один из боев, где нам приходилось пробиваться через цепи гитлеровцев, случился на исходе второго дня войны, когда мы, отставшая батарея, подъез­жали к поселку Эдвабне. Там шел бой. Поселок уже заняли немцы. Либо это был десант, либо какие-то передовые подразделения противника, обошед­шие нас стороной.

Наша пехота вместе с обозом ране­ных не может пробиться через поселок. Из окон крайних домов били пулеметы и автоматы противника. Особенно при­цельно стреляли два пулемета, уста­новленные на кирпичном здании спра­ва от шоссе. Пехота залегла в рожь, пу­леметы не давали приблизиться к поселку. Пехотный командир обрадовал­ся нашему появлению – кричит: "Артил­лерия, помогай, выбивай пулеметы из этого кирпичного дома!"

Сразу скажу, что пулеметы против­ника мы сбили, затем пехота поднялась, и вместе с артиллеристами в штыковом бою мы этот поселок заняли. За эти два первых дня боев мы хорошо поняли, с кем воюем. Когда мы – артиллеристы – покинули поселок Эдвабне в соответс­твии с приказом перебросить артилле­рию по мосту через реку Бобр, а мост было приказано взорвать, то пехота не удержала этот поселок и отступила под ударами механизированных частей противника. Немцы захватили обоз с ранеными. Разведчики нашего дивизи­она отступали последними и видели, что фашисты всех наших раненых расс­треляли на подводах. С этого момента мы твердо знали, что такое немецко-фашистские захватчики, и какие беды ждут тех, кто остается на оккупирован­ных территориях. Бои продолжались на всем пути, а это около 500 км отступле­ния до старой государственной грани­цы, к которой мы всеми силами стреми­лись. У нас была уверенность в том, что происходит у нас – это дело случайное и временное. Наши войска стоят вдоль старой границы, опираясь на укреплен­ные районы, и мы во что бы то ни стало должны дойти до них, прорываясь через вражеские цепи и заслоны.

Здесь хотелось бы отметить ряд особенностей в наших боевых действиях уже на второй день войны. Во­енная обстановка заставила нас, артиллеристов-гаубичников, воевать не так,

как нас учили, и не так, как требовали наши Наставления. Во-первых, уже на второй день войны мы стреляли из на­ших гаубиц не из закрытых позиций, а прямой наводкой, когда противник ока­зывался очень близко от нас, и нам был хорошо виден – танки, самоходки, ма­шины с пехотой, пулеметные ячейки и даже мотоциклеты. Во-вторых, в тот же второй день артиллеристам пришлось идти в штыковую атаку вместе с пехо­той. Правда, штыки были только у вин­товок, которыми был вооружен взвод управления. Огневики имели карабины – укороченные винтовки без штыков. Поэтому наш взвод управления в даль­нейшем часто использовался для шты­ковых атак вместе с пехотой. Правда, особенностью действий противника было и то, что он старался не вступать с нами в рукопашные схватки. Вначале, когда у нас были снаряды и патроны, мы вели себя как в классических боевых ус­ловиях: они нас обстреливают, мы их, и до рукопашной дело не доходило. Но когда у нас кончились снаряды и патро­ны, и мы потеряли свои гаубицы на од­ной из переправ, то прорываться через заслоны противника мы могли, только идя в атаку с криком "Ура!", не имея пат­ронов в магазинах наших винтовок. Сначала нам это удавалось, видимо, перед нами была редкая цепь окружав­ших нас немцев. А потом помню, когда наша атака захлебнулась. Мы встрети­ли очень плотный пулеметный и авто­матный огонь, и нам пришлось залечь, а затем отползать назад тем немногим, кто остался в живых.

В БЕЛОРУССИИ ныне весьма активно работает поисковая группа "Батьковщина" (г. Минск), возглавляемая Александром Леонидовичем Дударенком, которая не только участвует в рас­копках захоронений воинов, погибших в боях на белостокском выступе, но и собирает материалы от участников этих боев, как со стороны наших воинов, так и со стороны наших прошлых противни­ков – немецких офицеров и солдат – их письма, воспоминания и другие мате­риалы, способствующие установлению истины о прошлых боях. У А. Л. Дударенка скопился архив, которым он по­делился со мной. Это весьма достовер­ные и поучительные материалы.

Приведу одну из цитат Пауля Карела из его воспоминаний "От Бреста до Москвы" о боях на белостокском высту­пе. Она подтверждает героическое по­ведение красноармейцев и команди­ров: "...Советские солдаты перешли в атаку широким фронтом, двигаясь це­пями, да так, что конца этим цепям не видно – два, три ряда один за другим. "Они что с ума все посходили?", – зада­вали себе вопрос солдаты 29-й диви­зии. Растерянно смотрели они на этих надвигающихся на них серой стеной людей в форме, стена эта ощеривалась длинными примкнутыми штыками. "Ура! Ура!". "Это же верная гибель", – простонал гаупман Шмидт, командир 1-го батальона. А разве война не смерть? Если хочешь смести эту стену, а не только повалить ее на землю, тогда сле­дует обождать, подпустить поближе".

"...Слышится команда "огонь". Строчат пулеметы, тявкают карабины. Бьются словно в лихорадке автоматы.

Первая шеренга содрогнулась, пада­ет. На неё валятся идущие сзади. Бескрайнее поле покрывается коричневы­ми холмиками".

Воспоминания наших участников боев и немцев совпадают, что свиде­тельствует о достоверности изложения тех печальных событий. В верхних эшелонах командования Западным фронтом менялись командующие, делались перестановки в штабе фронта, приезжали советники из Москвы, а армия делала свое дело – упорно воевала, невзирая на труд­ности и лишения внезапного напа­дения фашистской Германии на Со­ветский Союз, на утрату общего уп­равления войсками. Воины встречали противника и вступали с ним в бой. Воз­никает законный вопрос: "Как же наш противник оценивал действия Красной Армии в тех приграничных боях?" При­веду несколько примеров.

Наиболее общую характеристику Красной Армии дает немецкая газета "Фелкишер беобахтер" от 29 июня 1941 года, издаваемая в Берлине: "Русский солдат превосходит нашего противника на Западе своим презре­нием к смерти. Выдержка и фатализм заставляют его держаться до тех пор, пока он не убит в окопе или не падает мертвым в рукопашной схватке". Здесь очень точно схвачен общий нас­трой нашей армии. Начальник гене­рального штаба сухопутных войск фа­шистской Германии генерал Ф. Гальдер в своем дневнике от 28 июня дает следующую оценку Красной Армии: "Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бои по всем прави­лам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли себе позволить известные вольности и отступления от уставных принципов, теперь это не­возможно... Противник сражается ожесточенно и фанатично... Из частей сообщают, что на отдельных участках экипажи танков покидают машины, но в большинстве случаев запираются в танках и предпочитают сжечь себя вместе с машинами".

Генерал вермахта К. Типпельскирх о начальном периоде войны писал: "Это был противник со стальной во­лей... Русские держались с неожидан­ной твердостью и упорством, даже когда их обходили и окружали".

Для полноты обсуждаемой проб­лемы приведем мнения наших воена­чальников и писателей.

В своих мемуарах Г. К. Жуков напи­сал: "Несмотря на массовый героизм солдат и командиров, несмотря на му­жественную выдержку военачальни­ков, обстановка на всех участках За­падного фронта продолжала ухуд­шаться. Вечером 28 июня наши войска отошли от Минска". Дважды Герой Со­ветского Союза маршал К. С. Моска­ленко свидетельствовал: "В непре­рывных боях прошла первая неделя войны. То была пора особенно тяже­лых испытаний, невыразимой горечи и невосполнимых утрат. Но я вспоми­наю об этих днях с гордостью за наших воинов, показавших величайший при­мер стойкости и самопожертвования во имя своего народа и любимой Ро­дины, высокое мастерство. Да, и мастерство. Это нужно особенно подчер­кнуть, так как речь идет о первых днях войны. Ведь до того подавляющему большинству бойцов приходилось стрелять лишь на учениях. А многие только несколько месяцев назад вста­ли у орудий".

Эту часть повествования хочется закончить яркими словами нашего прославленного и горячо любимого писателя, открывшего завесу герои­ческой защиты Брестской крепости, Героя Социалистического Труда С. С. Смирнова о 1941 годе: "То был са­мый трагический и самый герои­ческий период войны, этот незабы­ваемый 1941 год, который до сих пор горит, как жестокий рубец бое­вой раны на теле народа".

В своих заметках я лишь коснулся большой многогранной проблемы – трагедии начала Великой Отечествен­ной войны 1941-1945 годов, которая дискутируется до сих пор и по которой создаются все новые фальсифициро­ванные версии, зачастую клеветни­чески описывающие действия наших солдат и командиров в приграничных сражениях.

Более 67 лет прошло с тех пор, как закончилась война, а до сих пор приходится защищать от фальси­фикаторов-клеветников честь и достоинство живых и мертвых бой­цов и командиров Красной Армии, первыми принявших на себя удар немецко-фашистских войск.

Подготовил Анатолий ДОКУЧАЕВ,
«Патриот Отечества» № 6-2012